Туда поеду поездом. Нарочно. Напитаю себя образами и настроениями бескрайней немой степи, медленно сменяющейся столь же бескрайними лесами, тайгой, усеянной островками древесных некрополей, баюкающих голые тела отживших деревьев, связки поваленных пней и черных сухих оглоблей, торчащих из белоснежного наста. Время от времени будут проносится селения, глядящие на железную дорогу щербатыми улыбками перекособоченных окон, и, как бы смущаясь, прикрывающие свою убогость свежепокрашеными резными наличниками. Здесь Россия смотрит тебе в глаза абсолютно беззастенчиво, здесь она девственная постоволосая девочка в перештопанном наспех мамкином платье. Здесь она все еще пребывает в нежном бестолковом возрасте тоскливых песен на разнузданных пьянствах и полугодовалой печной отети, перемежающей кровопотогоный труд на полях, здесь еще слышны песни ямщиков и почтовых, повисшие в воздухе безвременно и безвозвратно, их как будто напевает сама природа, однажды проникшаяся нежностью к своем невольным редким собеседникам.
А мне будет грустно и приятно наблюдать эту девочку, стоя в проходе поезда со стаканом чая в блестящем подстаканнике или потягивая сигарету в тамбуре. И тоска по дому, который домом-то никогда не был, но невольно зовется им, потому что это теперь место, где висят на стенах мои фотографии маленькой, лысой, но с бантами…, тоска по дому, помноженная на уныние проносящихся пейзажей, позволит мне раз и на долгое время утешить в себе муки совести, просквозить себя болью и безвыходной нежностью к родству и крови, и отпустить их по ветру. До новых встреч.